Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых - Страница 21

В окне наверху снова начали плакать, но уже еле слышно.

— В Зарбустане одна девица родила, — просвистел лекарь. — Тоже, говорят, от дракона. Так что ничего не значит. Требуется девятимесячный курс наблюдений специалиста.

— Не насмотрелся, голомозый? — заржал Фитюк. — Пицилист!

Лекарь с презрением фыркнул и ушел на кухню: ужинать.

— Что значит «плашка»? — тихо спросил паж у менестреля.

Агафон свернул пергамент в трубку:

— Помнишь, в сказках шейха Резада? «Жемчужина несверленая и кобылица необъезженная»? Так вот, плашка — это оно самое и есть. В отношении благородных особ женского полу.

— Ага, — кивнул паж, делая вид, что понял. Читая сказки, он полагал это изящным поэтическим оборотом, не имеющим прямого отношения к действительности. И уж во всяком случае не видел прямой связи между страданиями Марии-Анны, нашествием мерзких старух и арабскими кобылами. Хоть весь жемчуг мира насквозь просверли!

Менестрель внимательно посмотрел на него:

— Эх, ты! Одно слово: тюха…

Плач в окне продолжался.

— Сам ты плашка! — вдруг закричал Тюха, готовый наброситься на безвинного Агафона с кулаками. — Сам ты кобыла! Мерин!

Агафон не обиделся.

— Я не мерин, — буркнул он. — Я менестрель. Мерин был с патентом…

* * *

Ночью Тюха сидел у пруда. Никому до пажа не было дела, замок спал, и равнодушная луна, похожая на ненавистную рожу лекаря, лоснилась в небе. Лягушки квакали тихонько, плаксиво, будто обиженные дети. В распахнутом окне Марии-Анны шевелились занавески. Туча, подозрительно смахивающая на дракона, ползла с запада.

— Полуночничаем?

— Ага…

С запоздалым испугом Тюха взлетел на ноги, кланяясь:

— Ваше Величество!

— Сиди, сиди… Я так, погулять вышел.

Серджио Романтик присел на камень. Поморщился от сырости. Ладонью провел по лысине, от лба к затылку. Король выглядел больным и усталым.

— Что ты думаешь о бароне Ле Нэш? — неожиданно спросил он.

Тюха пожал плечами. Он не был знаком с бароном.

— Правильно. Тупой мужлан. Ушиблен шестопером при осаде Барвихи. Но честолюбец. За лишний вензель в гербе мать родную продаст. А как тебе барон фон Кайзеринг?

Тюха еще раз пожал плечами.

— И это верно. Двух жен в могилу свел, скряга. Сына голодом уморил. По вечерам спускается в подвал со свечой: к заветным сундукам. За хорошее приданое жабу в дом возьмет. Жаба не жаба, а подумать стоит… Подумаем?

«Ага,» — кивнул Тюха, не зная, о чем он должен думать вместе с королем.

— Эгмон Бастард, граф д'Эмуле? Идиот. Надутый пузырь. Мечтает о наследнике хороших кровей. Если правильно повести разговор… Маркиз Пьерли? Новодел, из купцов. Любит рыцарские романы с продолжениями. Может клюнуть. Что ж, будем пробовать. Хорошая мина при плохой игре. Турнир, что ли, устроить? Для видимости? Ладно, поздно уже. Спокойной ночи, молодой человек.

Когда с тобой разговаривают, как с вещью, слегка обидно.

— Спокойной ночи, Ваше Величество…

Наутро Тюха узнал, что Серджио Романтик отправил пять гонцов — к двум баронам, одному графу, одному маркизу и какому-то виконту, о котором ночью разговора не шло. С предложением взять в жены принцессу Марию-Анну. Срочно. Торг уместен.

Спустя неделю пятерка претендентов зарегистрировалась у нотариуса в качестве потенциальных участников турнира. Виконт оказался двоеженцем и из списка выпал. Зато добавился престарелый сэр Мельхиор, с недавних пор — Мельхиор Драконоборец. Старец забыл, зачем люди женятся, и хотел вспомнить заново.

Турнир назначили в конце месяца.

За день до турнира Тюха сбежал из замка. Псарь Гервасий и верная Муми Тролль отправились проводить друга до излучины Бурблюхи, откуда Арчибальд Тюхпен, бывший паж принцессы Марии-Анны, собирался отплыть в дальние страны.

Навеки.

* * *

Турнир, да еще за руку принцессы, проводился в королевстве впервые. Разумеется, столь знаменательное событие требовалось запечатлеть в веках. В назидание потомкам. И для формирования должного фольклора. Поэтому Серджио Романтик озаботился присутствием на турнире летописца. Летописец нашелся и присутствовал. С его ролью за отдельный гонорар вполне успешно справлялся Агафон Красавец: склонность менестреля к гиперболам, метафорам и образному восприятию действительности пришлась как нельзя кстати. Ибо качества сии жизненно необходимы всяческому летописцу, уважающему себя за достоверность и скупое изложение фактов.

«…отовсюду съехались достославные рыцари — преломить копья за руку и сердце прекрасной Марии-Анны. Сверкали латы, развевались плюмажи, пели вороны на дубах…»

Женихов, как и намечалось, съехалось пятеро. Добрались все без приключений, ибо жили неподалеку, а сэр Мельхиор вообще был местным. Правда, барон Ле Нэш успел по дороге пропить (сказал, будто потерял!) шлем-бургиньон, и сверкал на солнце потной лысиной. А у графа д'Эмуле лошадь охромела. На левую заднюю ногу. Теперь граф вместе с бароном фон Кайзерингом, в целях экономии приехавшим на попутной телеге, настаивали на проведении пешего, а не конного турнира. С пехотой яростно пререкался сэр Мельхиор, поборник традиций, которые в отличие от всего остального помнил дословно. Доспех старца, плохо отрихтованный кузнецом, скрежетал в особо спорных местах. Маркиз же Пьерли чистосердечно предлагал вместо турнира сыграть на принцессу в «пьяный джокер».

Ну не рубить же друг друга всерьез, господа, в самом-то деле?!

Идея «джокера» нашла поддержку в массах женихов, но тут опять воспротивился воинственный сэр Мельхиор, забывший правила игры. Скрипящего старца внезапно поддержал барон Ле Нэш, тайком одолжив шлем у короля Серджио. Видать, припомнил фон Кайзерингу старую закладную на свое имение, и теперь рассчитывал закрыть долг славным ударом меча.